Лето — череда праздников
С наступлением лета стало легче и началась череда празднеств, возобновился безумный фьюманский карнавал. Поэт носил маску властителя, проститутки — валькирий, солдаты и летчики — воров и пиратов, жители мирного города — партизан.
15 июня 1920 года пышно праздновали День святого Вито, патрона Фьюме. Д’Аннунцио шествовал во главе процессии вместе с посланником папы и присутствовал при установке памятного камня с изображением льва Сан Марко, привезенного венецианской делегацией. Он произнес речь и открыл спортивные игры, за которыми последовал народный бал. Если верить Кохницки, танцы быстро превратились в непристойную вакханалию.
«Никогда не забуду праздник святого Вито. <...> Освещенная площадь, знамена, лозунги, лодки, украшенные разноцветными фонариками (пусть море тоже празднует), и танцы. Танцевали повсюду: на площади, на перекрестках, на молу, ночью и днем, непрерывно танцевали и пели. <…> Фанфары задавали ритм, военные кружились парами и в хороводах. Солдаты, моряки, женщины, горожане. Куда ни посмотришь, всюду танец — фонарей, факелов, звезд. Голодный, разрушенный, беспокойный, возможно, на пороге смерти от пожара или бомб, Фьюме подкидывал вверх факелы и танцевал на побережье».15
И каждый день по городу шагали военные оркестры с тамбурмажорами, и за ними бежала веселая толпа, стекающаяся к площади Данте, к дворцу, где с балкона не уставал произносить приветственные речи Команданте.
Через несколько дней другое празднество — юбилей берсальеров (в буквальном переводе — стрелков, солдат отборных частей итальянской пехоты, чьи головные уборы были украшены вороньими перьями). Д’Аннунцио выступил с речью, восхищаясь их мужеством. Но вскоре именно берсальеры 11-го полка, которых он послал в Албанию на помощь оккупировавшим город Валону итальянским войскам, по какой-то причине передрались между собой. Дело дошло до стрельбы; двадцать два убитых и сотни раненых — печальный итог этой заварушки. Команданте обратился к ним с посланием: «Итальянские стрелки, товарищи, братья, что вы наделали? Что за безумие ослепило вас?»
Д’Аннунцио взял на себя, как писал Джованни Комиссо, сверхчеловеческое бремя. Он правил городом, занимался пропагандой, принимал многочисленных визитеров, участвовал в парадах и смотрах, беспрерывно говорил речи и не забывал о женщинах. У него стало слабеть зрение, единственный глаз видел все хуже. Были вызваны два врача для консультаций.
В городе пронеслась устрашающая весть об эпидемии бубонной чумы, которую привез корабль с берегов Черного моря. Д’Аннунцио, вполне разделявший пушкинский восторг — упоение «бездны мрачной на краю», лишний раз получил возможность доказать свое бесстрашие. Подобно Наполеону, бестрепетно пришедшему в чумной барак в Яффе, он посетил лазарет для чумных и, чтобы подбодрить больных, даже прикасался к их язвам. Он не побоялся в тот же день написать сыну Марио, приглашая его приехать. Сыновья Габриэллино и Веньеро были уже с ним. К счастью, чума вскоре утихла, унеся в могилу только одну жертву.
Летом не было особых трудностей с продовольствием, но в августе иссякла городская касса — ни у легионеров, ни в мэрии совсем не было денег.
Тогда Команданте вызвал мастера на все руки, храброго летчика и моряка Романо Мандзутто, уже не раз выполнявшего разного рода рискованные поручения, и попросил его что-нибудь придумать. Мандзутто пообещал достать денег за двадцать дней. В голове у него сразу родился план похитить корабль, нагруженный ценными товарами, чтобы просить выкуп у государства или распродать все на месте.
Через какого-то сочувствующего делу морского чиновника удалось выяснить, что из Генуи выходит корабль «Конье», нагруженнный товарами на двести миллионов лир. Мандзутто выбрал верных сподвижников — шесть офицеров. В Геную они прибыли, когда корабль ушел, но им было известно, что следующая остановка в Неаполе. Пришлось догонять судно по железной дороге, и, хотя поезда в послевоенной Италии ходили нерегулярно, «Конье» удалось настичь на его последней остановке в Италии. Ночью пробрались через отверстие гребного винта в трюм и там, в страшной духоте, провели почти двое суток до выхода корабля в море. В открытом море, к изумлению команды, они вышли из укрытия и захватили корабль, заставив взять курс на бухту Карнаро. Им удалось избежать мин и правительственных заслонов и благополучно достичь Фьюме. Этот пиратский подвиг стал самым знаменитым в истории города.
«Конье» принадлежал огромному военно-промышленному концерну «Ансальдо». Корабль ломился от ценных грузов — бесчисленные тюки шелка, автомобили, часы и многое другое.
Д’Аннунцио дерзко предложил выкупить корабль правительству Италии, но оно, возмущенное такой наглостью, отказалось. Тогда судно было выставлено на продажу, но правительство предупредило возможных покупателей, что их обвинят в скупке краденого. Деликатную проблему помог разрешить давний поклонник и единомышленник Д’Аннунцио миланский фабрикант Сенаторе Борлетти. Он договорился с собственниками товаров и правительством и выплатил выкуп — двенадцать миллионов. Сумма, купюрами по тысяче лир, как просил Команданте, была привезена во Фьюме карабинерами. После этого корабль ушел в Аргентину, деньги быстро испарились, но дружба с Борлетти укрепилась, и теперь Команданте нередко обращался к нему с просьбой о деньгах, посылая в ответ «героические квитанции», бережно сохраненные для истории щедрым ломбардцем.
Конституция
В сущности, непонятно, зачем Фьюме нужна была конституция. Если его правитель заявлял о присоединении к Италии, значит, жить надо было по итальянским законам. Но Д’Аннунцио, как настоящий утопист, очень серьезно и неистово, с первых дней стал придумывать конституцию для идеального государства — впрочем, отличаясь от других утопистов тем, что у него действительно был в руках город, подвластный экспериментам. Вместе с Альчесте Де Амбрисом он изобретал свою конституцию как образец для всего мира, давая понять, что именно Фьюме является лабораторией, где рождается будущее человечества.
С детской серьезностью Д’Аннунцио рисовал эскизы флага и герба крошечного государства. Государства без флага не бывает, и вот 12 сентября в годовщину «марша на Ронки» в первый раз над площадью Данте взвилось новое пурпурное знамя. На нем в золотом круге уробора (кусающего себя за хвост змея, символа вечности) красовалось серебряное созвездие Большой Медведицы. В нем была заключена надпись «Quis contra nos» — вторая часть изречения «Если Бог с нами, кто против нас».
Одновременно были выпущены почтовые марки номиналом в 5, 10, 20 и 25 чентезимо. На самой дорогой марке изображен Команданте, его лицо как будто написано не с натуры, а с изваяния. Рядом написано: «Hic manebimus optime» («Нам лучше остаться здесь» — слова легендарного легионера в осажденном галлами Риме, когда сенаторы предложили бежать).
Композитору Паскуале ла Ротелла был заказан гимн Фьюме. Он выступал во Фьюме с благотворительным концертом в пользу детей города, за что был удостоен золотой медали Фьюме. Музыкант рьяно принялся за работу, вдохновленный обещанием Д’Аннунцио написать слова. Гимн был исполнен с огромным успехом в день второй годовщины полета на Вену16, но так и остался без слов.
12 августа в театре Фьюме, после того как Де Амбрис произнес краткую вступительную речь, Д’Аннунцио торжественно заявил о рождении «Свободного государства Фьюме, или Регентства Карнарского», для которого уже завершена конституция. Кстати, так оно было названо потому, что «Reggenza italiana del Carnaro» — одиннадцатисложник. «Ритм всегда прав», — сказал Команданте.
Через несколько дней он, невзирая на ливень, под звуки трубы вышел на балкон со знаменем в руках и произнес перед легионерами и народом речь о необходимости конституции, после чего провозгласил создание нового государства.
И уже 27 августа представил Национальному совету и мэрии небольшой томик с текстом конституции, так называемую «Хартию Карнаро» («Carta di Carnaro»).
Известный историк итальянского фашизма Николай Устрялов писал в конце 1920-х годов:
«Не успевшая вследствие скорого падения Фиуме получить практического применения, эта хартия все же остается характерным историческим памятником. В ней сочетается высокая оценка государства с ярко выявленным корпоративным принципом: сочетание, впоследствии усвоенное фашистским законодательством. 9-я статья хартии объявляет собственность не абсолютным господством лица над вещью, а лишь полезной общественной функцией. 19-я статья посвящена подробному перечислению корпораций и заканчивается лозунгом: „Fatica senza fatica“, труд без труда. Нетрудоспособные граждане приписаны к той или к другой корпорации. Признанные государством корпорации наделены правами юридического лица. Нижняя палата <парламента> избирается путем всеобщих и пропорциональных выборов, а верхняя составляется из представителей корпораций. Государство определяется как „общая воля и общее стремление народа всегда к более высокой степени духовного и материального бытия“ (ст. 18). В случаях государственной опасности торжественное собрание палат вручает власть диктатору (ст. 43). Вся хартия полна возвышенным поэтическим вдохновением и блещет стилистическими красотами: сразу видно, что к ней приложил руку мастер этого дела».17
Разумеется, в ней не был забыт завет Данте о границах Италии.
Хартия гарантировала равенство граждан перед законом, свободу прессы, слова, мысли, вероисповедания и всеобщее избирательное право, в том числе для женщин (в Италии его еще не существовало). Помимо всего прочего она предписывала обязательное изучение музыки. Новое государство посвящалось Музам. Д’Аннунцио предполагал в дальнейшем устроить постоянные празднества в их честь.
На вершине всей системы стоял Команданте, берущий полномочия диктатора только в случае угрозы существованию республики. Вероятно, читатель уже понял, что Д’Аннунцио с легкостью называл свое детище то республикой, то регентством, то частью Италии, то «свободным государством», — ничуть не смущаясь противоречивостью этих понятий.
Вот в сокращенном виде общий очерк конституции:
«Регентство итальянское Карнаро.
Фьюме, бывшее свободным итальянским городом в течение веков, 30 октября 1919 года провозглашено принадлежащим Родине Матери по единогласному волеизъявлению граждан и по легитимному выбору Национального совета.
Его право тройственно по образцу тройных укреплений Рима (борозда, которую провел Ромул, стена Сервия Туллия и, наконец, Аврелианская стена).
Фьюме — страж Италии по ту сторону юлианских Альп, это — крайняя точка латинской культуры, она — последний оплот Италии, как завещал Данте. <...> Оно излучало и излучает итальянский гений. Это излучение сохраняется на побережье и островах, от Волоски да Лаураны, от Москьены до Альбоны, от Вельи до Луссино и от Керсо до Арбе.
Таково его историческое право. <...>
Регентство признает и утверждает права граждан без различия пола, расы, языка или религии.
Но прежде всего оно расширяет и укрепляет права производителей и сводит до минимума централизацию власти.
Конституция гарантирует всем гражданам:
Первоначальное образование в светлых и просторных школах.
Работу и зарплату, которая не должна быть ниже достойного уровня жизни.
Помощь больным и безработным.
Дома для престарелых.
Неприкосновенность законно нажитого имущества и жилища.
Личную свободу (habeas corpus).
Если Регентству угрожает серьезная опасность, Совет дает Команданте все полномочия. Совет устанавливает продолжительность его полномочий; как в Римской республике, она не должна превышать шести месяцев.
Команданте обладает всей политической и военной властью. <...>
О музыке (параграф 64)
В итальянском Регентстве Карнаро музыка является религиозным и социальным институтом (курсив мой. — Е. Ш.). В течение тысячелетий из глубин души человека зарождается бессмертный гимн.
Великий народ не только тот, что создал Бога по своему подобию, но также тот, что создал гимн своему Богу.
Возрождение нации достигается лирическим усилием <...>, музыка — это ритуальный язык, она порождает искусство жизни и труд жизни.
Великая музыка всегда возвещает внимательным и взволнованным массам приближение царства духа <...>.
Подобно тому как крик петуха пробуждает рассвет, так музыка пробуждает зарю духа. Она осветит царство человека.
Как орудия труда и машины, и поэзия и музыка подчиняются строгому соблюдению мощного ритма.
Во всех коммунах Регентства организуются хоры и музыкальные ансамбли.
В городе Фьюме коллегия эдилов обязуется возвести ротонду по крайней мере на десять тысяч мест, в форме амфитеатра и со сценой, достаточно обширной для оркестра и хора.
Большие музыкальные празднества должны быть совершенно безвозмездными для всех.
Республика Карнаро является прямой демократией. В ее основе — продуктивный труд, а ее органический критерий — широчайшая автономия. Она утверждает суверенность прав всех граждан без различия пола, расы, языка и религии. Она предоставляет большие права производителям и децентрализует, насколько возможно, власть государства, чем обеспечивает гармоническое сосуществование всех составляющих ее элементов. <...>
Конституция гарантирует всем гражданам без различия пола первоначальное образование, работу и минимальную зарплату, достаточную для жизни, помощь в случае заболевания или безработицы, пенсию по старости, защиту законно нажитой собственности, неприкосновенность жилища, habeas corpus, возмещение убытков в случае юридической ошибки или злоупотребления власти».18
Хартией также предписывалось создание университета, школ живописи, декоративных искусств и музыки. В каждом квартале должны быть хоровое общество и оркестр, финансируемые государством. Просто Новые Афины — республика музыкантов, поэтов и всех свободных духом.
Муссолини горячо одобрил Хартию на страницах «Пополо д’Италия», высказал предложение распространить конституцию Карнаро на всю Италию и признался, что считает себя послушным солдатом Команданте. Хартия оказала на него огромное политическое влияние, особенно в том, что касается усиления корпораций и предоставления им большей самостоятельности.
Но она вызвала разочарование многих леворадикальных легионеров, с одной стороны, и членов Национального совета — с другой: для одних конституция была недостаточно революционной, а для других — слишком популистской.
Писатель Жак Бенуа-Мешен в начале семидесятых годов прошлого века издал «Хартию Карнаро» отдельной книгой. Позволю себе пространную цитату из яркого предисловия Мешена:
«Конституция удивляет своей непохожестью на все, что написано в этом жанре. С торжественной серьезностью сочетаются лирические пассажи, казалось бы, несовместимые с юридическими текстами. Как далеко это от гражданского кодекса или римских законов!
И все же она грамотна с юридической точки зрения. Не все в ней принадлежит перу Поэта. Ему помогали юристы, особенно Де Амбрис, ветеран синдикалистских сражений.
Д’Аннунцио объявил Регентство владением Десятой Музы, или Музы Энергии, которая, будучи невидимой, ведет к прогрессу, вдохновляет на трансформации и метаморфозы. Он хотел, чтобы конституция была динамической и могла изменяться в духе быстротекущего времени. Она не просто не закончена, но принципиально и не может быть завершена. Она, в отличие от хитона Несса, дала возможность социальному телу дышать.
Многие называют ее памятником в истории утопий. Однако многое из провозглашенного в Хартии реально воплотилось в жизнь, хотя и через десятилетия и в других государствах. В этом смысле она была почти пророческой.
Равенство полов перед законом, пропорциональное представительство, пособия при болезни или несчастных случаях на работе, при вынужденной безработице, пенсия по возрасту, национализация банков и кредиты населению, обязательные занятия спортом, гарантированная минимальная заработная плата, возможность референдума, поддержка ремесленников, защита окружающей среды и качества жизни. Разве все это утопия? Потребовалось еще пятьдесят лет борьбы, чтобы достичь всего этого. Не лучше ли считать эту конституцию не утопией, а новаторством?
Некоторые считают ее реакционной и фашистской. Но в 1920 году фашизм еще был в колыбели. Он еще не стал доктриной, являя собой левое движение с элементами социализма. Фашизм придет в 1922 году. На два года позже опубликования конституция.
Может быть, в таком случае — можно назвать ее протофашистской? Но она резко выступает против гипертрофии государства и злоупотреблений, связанных с ним. Она вдохновлена установлениями Римской республики времен Сципиона и свободных коммун времен Медичи. Однажды Д’Аннунцио сказал: „Я хочу установить равновесие между двумя фундаментальными устремлениями человека — жаждой свободы и необходимостью сотрудничества с другими. Без жажды свободы человек превращается в раба, а без сотрудничества невозможно существование общества“. Лучшей конституцией будет та, которая избегнет как тирании, так и анархизма.
Поражает абсолютное преимущество прав рабочих над правами собственников.
Согласно принципу Монтескье о разделении властей, конституция Карнаро предусматривала независимость законодательной, исполнительной и судебной власти.
Но что действительно отличает ее, по сути, от других демократических конституций — при том, что вместе с ними она предусматривает создание народного собрания, избранного всеми без исключения, и заботится о личных правах индивидуума (свобода мнений и собраний)?
Это три столпа, на которых она стоит, — коммуны, регионы и корпорации. Поэтому она не оставляет гражданина одного перед законом. Она вписывает одиночку в систему живых и конкретных связей.
Если коммуна — это федерация семей, регион — это федерация коммун, корпорация — это федерация рабочих, объединенных профессий. <...> Корпорация не является организацией оппозиционно настроенных против государства рабочих, постоянно требующих все больших уступок. Она интегрирована в социальное тело, составляя одну из важнейших его частей, она — „юридическое правомочное лицо, пользующееся полным признанием государства; она получает полную автономию, самоуправление, выборы своих представителей и директоров, она защищает интересы своих членов и заботится об их благосостоянии“. Она составляет, в сущности, маленькую республику внутри большой. Или, если угодно, живой организм, выполняющий свою определенную функцию внутри социума. Параграф 9 признает преобладание прав рабочих над правами собственников. Но, в отличие от коммунистов, государство Карнаро не отнимает собственность, не берет на себя роль арбитра и распорядителя.
Конституция вообще сводит роль государства к минимуму. И ограничивает даже власть Команданте. Он обладает всей полнотой власти только в случае военной опасности. После окончания срока полномочий „он может быть заменен другим, смещен или изгнан“.
Эта попытка была задушена в самом начале. Она не устраивала ни капиталистов, ни коммунистов. Обычно историю Фьюме сводят к территориальным претензиям, конфликту итальянских делегатов с Антантой на конференции в Париже, к дуэли Д’Аннунцио с Римом. Но не запрещено думать, что за всем этим стояло молчаливое соглашение капитализма и коммунизма с целью раздавить, пока не поздно, инициативу, опасную для их устоев. Не скрывалось ли за стремлением Джолитти ценой любого кровопролития изгнать Д’Аннунцио из Фьюме именно это намерение — остановить распространение идей карнарской конституции?
<...> Стало хорошим тоном говорить о Д’Аннунцио саркастически или со снисходительной улыбкой. И это глубоко несправедливо. Как личность он восхищает своей пламенностью, дерзостью и действенностью. Ни один писатель после Байрона не играл такой роли в политической жизни своей эпохи. Фьюме стоит Миссолонги. Захват Фьюме сравним с походом франко-немецких войск на Курляндию. В обоих случаях — противостояние славянской экспансии.
Благодаря Д’Аннунцио произошло редкое в истории событие, когда часть армии отказалась играть роль, предписанную властью, — и пыталась расчистить путь новым правам Человека».19
Итак, конституция принята и праздник продолжается.
12 сентября состоялся парад легионеров, причем знамя Регентства Карнарского Команданте доверил нести своим «ускокам». А 22 сентября во Фьюме пришла яхта «Электра» Гульельмо Маркони, встреченная салютом всех кораблей Регентства. Маркони был не только изобретателем радио и лауреатом Нобелевской премии. Во время войны он выполнял ряд военных миссий, в 1919 году был назначен полномочным представителем Италии на Парижской мирной конференции а в дальнейшем стал сенатором. Он горячо сочувствовал «делу Фьюме».
С балкона дворца Д’Аннунцио представил собравшимся «мага пространств», «властителя космических энергий». Изобретатель подарил городу мощную радиостанцию.
На другой день Маркони с борта «Электры» обратился по радио ко всему миру, призывая признать новое государство.
Теперь Д’Аннунцио принялся за составление «Устава освободительного войска» в 64 параграфах, который был отпечатан 27 октября. Кроме организационных там были пункты, касающиеся обучения легионеров, — в частности, они должны были уметь прыгать, метать камни, влезать в узкие щели, громко свистеть, петь, играть на музыкальных инструментах и танцевать.
1 ноября, в День всех святых, Команданте произнес две речи, в них он говорил, что скоро предстоит марш, и намекал, что на Рим. Вскоре Келлер полетел туда и сбросил на Ватикан белую розу — в знак почтения к святому Франциску (святому, которого Д’Аннунцио, не будучи ортодоксально верующим, тем не менее особенно почитал), на Квиринал семь роз — королеве и народу Италии, а на парламент (как уже упоминалось) — эмалированный ночной горшок. На обратном пути он попал в грозу и приземлился в Сан-Марино, но ему удалось снова добраться до Фьюме.